По приглашению наместника Свято-Успенского Псково-Печерского мужского монастыря архимандрита Тихона (Секретарёва) 23 февраля 2017 г. принял участие в XIX Корнилиевских чтениях с докладом «Малоизвестные страницы жизни приснопоминаемого митрополита Вениамина (Федченкова, 1880-1961 гг.). Служение в Америке».

Заодно презентовал книгу. Но главное, конечно, посещение самого монастыря, места захоронения приснопоминаемого владыки и получение о нем дополнительных сведений. В частности, из книг, изданных монастырем: письма митрополита епископу Феодору (Текучеву), воспоминания насельников.

Это было не первое посещение святой обители. Надеюсь, не последнее.

Далее сам доклад.

Малоизвестные страницы жизни приснопоминаемого митрополита Вениамина (Федченкова, 1880-1961 гг.). Служение в Америке.

Ваше высокопреподобие, дорогие отцы, гости и участники чтений!

До недавнего времени американский период жизни и служения владыки Вениамина был, практически, не изучен. С 1933-го по 1947 год он был американский экзархом. Эти годы для владыки оказались тяжелым испытанием. Мы не будем подробно останавливаться на юрисдикционных спорах. Обо всем этом говорится в книге «Митрополит Вениамин (Федченков). Служение в Америке в документах. 1933-1947 гг.» (М., 2016). Стоит только особо отметить, что митрополит Вениамин в это время находился во враждебном, непримиримом для себя окружении. К тому же он оказался в Америке в годы жесточайшего экономического кризиса и в силу своего положения был практически лишен паствы. Епископ Феодор (Текучев) вспоминал, что в это время владыка жил бедно, спал на полу, подметал улицы и терпеливо переносил многочисленные оскорбления за свою приверженность к Патриархии. В расходовании средств владыка всегда был очень аккуратен и скромен. Он признавался, что не мог бросать денег не только на пустяки, но даже и на дорогую пищу: «…хожу в маленький польский ресторанчик, где меня не знают, там дешевле, но и все дорого – близко к доллару… Не вынес: стал покупать кое-что и в лавочке у другого, хорошего старика, поляка. Оказалось втрое дешевле самому. Успокоился…».

В год приезда в Америку в подчинении владыки находился всего лишь один храм в Нью-Йорке, где полновластным хозяином был настоятель, протоиерей Александр Чечила. Особенностью американский церковной жизни было то, что, по большей части, церковными приходами владели не архиереи, а настоятели или сами прихожане. В 1934 году к владыке Вениамину присоединился и первый иерарх — архиепископ Вашингтонский Антонин (Покровский).

Однако же самая многочисленная Североамериканская епархия Русской Православной Церкви в Америке под управлением митрополита Феофила (Пашковского), не подчинилась Московскому Патриархату и продолжала считать наличие здесь отдельного экзархата не нужным.

В 1935 году владыка Вениамин для разрешения возникших затруднений взял на себя сугубый молитвенный подвиг — сорокоуст. Служить Литургию каждый день в храме было затруднительно и он ежедневно прочитывал акафист святителю Николаю Чудотворцу и параклис Божией Матери. Главным вопросом сорокоуста было: «Не уйти ли на покой?» С этим же вопросом он обратился в письме-исповеди и к старцу Силуану Афонскому, где «излил все свое горе и недоумения…» Однако вскоре обстоятельства сложились таким образом, что стало ясно, уходить из Америки еще не время. В ответном письме преподобного Силуана вопрос об уходе также откладывался. Нужно было еще немалое время терпеть, ждать и молиться, прежде чем положение патриаршего экзарха в Америке переменилось на лучшее.

В своем письме к духовному другу митрополиту Сергию (Тихомирову), который в то время возглавлял Японскую Православную Церковь, владыка Вениамин в 1945 году писал, что за 12 лет своей жизни в Америке много натерпелся от отколовшихся, включительно до угрозы его убить. «А уж об озлоблении и не говорю, — сообщал он. — Все это продолжалось до начала декабря 1944 года. О подробностях не пишу, их слишком много».

Церковно-общественная деятельность патриаршего экзарха вызывала у многих русских эмигрантов в Америке откровенное неприятие. Этому способствовала как антисоветская пропаганда, так и общецерковная обстановка за рубежом. Довольно значительная часть русской эмиграции продолжала искренне считать экзарха посланником советской власти, называла его «большевиствующим», советским агентом, безбожником и открыто злословила в печати. На обвинения в своем «большевизме» владыка неизменно отвечал, что всегда боролся только с той неистовой пропагандой, которая велась против его Родины и Патриархии. И если бы не было таких нападок, то и ему не пришлось бы столько защищать Мать-Церковь и Советский Союз. В ответ на обвинения в политической подоплеке действий Московского Патриархата за рубежом, владыка Вениамин обращал внимание, впрочем, на не меньшую, а может быть, даже большую политизированность русской церковной эмиграции, ожидающей падения коммунистического режима и не желающей принимать советскую власть на Родине как власть легитимную. От излишнего увлечения политикой и вовлечения в нее священно-церковнослужителей владыка предостерегал на протяжении всей своей жизни. Политические пристрастия и распри ему были откровенно чужды.

К 40-му году в подчинении у митрополита Вениамина находилось всего одиннадцать приходов, в то время как в Североамериканской епархии, для сравнения, было около двухсот. «Что будет дальше, — писал владыка, — неизвестно. Но прирост приходов в Патриаршую Церковь прекратился». О себе он сообщал: «…мы менее всего, или совсем почти не требовательны в денежном отношении». «Кто же из современных священников может делить такие лишения? — восклицал в письме близкий к митрополиту юрисконсульт С.С. Парфенов. — Помню, когда я посетил Вас в первый раз, то даже Ваша кухня была в бывшей уборной». Удивительно, но даже советский посол в Америке также свидетельствовал о бедности патриаршего экзарха и в 1945 году ходатайствовал ему о материальной помощи от Патриархии, как он говорил, «на экипировку». И это, заметим, в тот год, когда общественное и церковное положение митрополита Вениамина была куда лучше, чем раньше.

С началом вступления Советского Союза во Вторую мировую войну отношение к России в США значительно изменилось. Страны входили в общую антигитлеровскую коалицию. Еще больше авторитета Московскому Патриархату и ее патриаршему представителю принесло известие об избрании митрополита Сергия (Страгородского) на Патриарший престол в 1943 году в Москве. Его имя стали возглашать даже в некоторых приходах Североамериканской епархии. Более того, большинство мирян и клира начали думать о церковном единении с Московской Патриархией. Вскоре эти думы переросли в настоящий голос, который нельзя было не услышать в русской Америке. Для решения насущного вопроса об объединении необходимо было созвать Всеамериканский Собор. Еще свежа была память о Соборе 1917­–1918 гг. с участием клира и мирян. Некоторые из участников этого Собора, в том числе и сам митрополит Вениамин, были живы и находились в это время в Америке.

В 1944 году владыка писал Патриарху Сергию: «…думается, что (если суждено еще мне работать в Америке) одной из важных моих задач и обязанностей должно быть, так сказать, «онародовление» здешней Церковной жизни: и в приходах, и в благочиннических советах, и в Епархиальном Совете, и в Епархиальных Собраниях. А если меня не будет, — то другой заместитель мой обязан это сделать […]. Такова идея Христовой Церкви.
Таков дух и буква Приходского Устава 17–18 гг. Такова потребность жизни. И примеры такого «онародовления» говорят мне о целесообразности его».

Иерархи Североамериканской епархии время созыва Собора постоянно переносили. Было очевидно, что некоторые его решения могут быть невыгодными для них. Они не желали подчиняться Патриарху, а хотели автокефалии. Наконец, в 1946 году Собор все же состоялся и, после «больших колебаний», на нем была составлена резолюция с признанием Патриарха при сохранении существующей автономии Американской Церкви. Однако и теперь решение этих вопросов откладывалось. Тем временем общеполитическая обстановка в мире вновь накалялась и главными непримиримыми соперниками становились США и Советский Союз.

Митрополит Вениамин призывал уступить требованиям Североамериканской епархии ради мира и единения. Позиция патриаршего экзарха, допускавшего возможность дарования Американской Церкви автономии, как в Москве, так и среди части русской эмиграции, рассматривалась не как желание сохранить церковный мир, а как капитуляция. На самом же деле, митрополит Вениамин для себя избрал христианскую жертвенность, пламенную проповедь, неизменное послушание священноначалию и пастырство в его истинном понимании.

Удивительно, насколько долго откладывал удаление владыки Вениамина из Америки Патриарх Алексий (Симанский). Патриаршему экзарху в письмах он отвечал «Вы еще нужны в Америке», и его противникам в Москве, которые настаивали на удалении митрополита, Патриарх говорил, что тот еще нужен и его удаление нецелесообразно. Наконец, когда нежелание примирения со стороны Североамериканской епархии стало очевидным, владыку назначили на Рижскую кафедру и в феврале 1948-го года он покинул США.

До своего отъезда из Америки митрополит Вениамин три месяца болел и, как сам сообщал, «лежал в постели и никуда не выходил» и «даже думал о смерти». Пережить все произошедшее было для него весьма нелегко. Желанное объединение не состоялось. Церковь за рубежом оказалось разделенной. В своем прощальном слове к североамериканской пастве владыка сказал: «…история жизни церковной показывает нам, как Господь вел и народы, и отдельных людей Своими путями, употребляя и события и лица для Своей воли: народ Израильский был гоним египтянами, чтобы быть переселенными в свою Обетованную землю; христиан гнали в Иерусалиме. чтобы вера с беженцами распространилась скорее по провинциям Римской империи. Так и в моей жизни, — как и у всякого, — люди суть орудие у Бога. И потому я никого не виню в моем уходе из Америки, хотя многие и желали и открыто писали и говорили об этом. Спаси их Господи! Прошу лишь таковых, — если можно, — то хоть по исполнении их желания пусть отнесутся ко мне мирно. В моем сердце решительно нет никакой к ним обиды. Даже благодарю за это Бога!».

В конце этого послания митрополит Вениамин говорит и о будущем. В год столетия революции, осмысления прошедших событий, вновь поднявшихся политических споров, нам необходимо прислушаться к его словам: «В Москве, после Собора 1945 года, посетил меня один протоиерей, — пишет митрополит. — Он трижды был ссылках. Но не озлобилось его сердце христианское, отеческое. Когда пришли немцы в Калугу, где он жил, и искали коммунистов, убивая их, — сей истинный отец духовный скрыл у себя секретаря комячейки. А после ухода немцев сей собрат спасал отца от голода. Вот — это путь Церкви, путь нашего народа».