Поскольку у Андрея Александровича Кострюкова, как выражается мой друг, «опять бомбануло», то решил здесь выложить весь доклад митрополита Вениамина (Федченкова) без вырезок и купюр. На суд читателя.
P.S. А ссылку сюда в своем ЖЖ А.А. Кострюков пожелал удалить. Что ж, весьма симптоматичная «беспристрастность» историка из ПСТГУ.
Доклад
Вениамина, Митрополита Рижского и Латвийского
После восьмимесячного пребывания на посту Митрополита Рижского и Латвийского, достаточно ознакомившись на практике с условиями церковной жизни в Советской Латвии, считаю нужным сделать некоторые общие выводы, как для уяснения, так и для улучшения церковного положения.
О чисто-церковных вопросах мною доложено в особом представлении Святейшему Патриарху Алексию. В данном же докладе я освещу вопрос об отношении местных представителей гражданской Власти к Церкви.
Как известно, «в Советском Союзе.. ЦЕРКОВЬ отделена от государства и пользуется полной свободой в своей внутрицерковной жизни», что обеспечено законами конституции. И это в основном верно. Но некоторые факты нарушают в Советской Латвии эти «вполне нормальные», «установившиеся взаимоотношения между Церковью и Государством». Приведу некоторые из них.
Прежде всего, и самое главное и общее, – ни я, ни наш Епархиальный Совет не имеем никаких установленных и узаконенных норм этих взаимоотношений. Совершенно неизвестно: где начинается область «внутрицерковной жизни» и где кончается «невмешательство Государства во внутрицерковную деятельность».
Что касается Православной Церкви в Латвии, то я удостоверяю, что таковой грани совершенно не существует. Какой бы вопрос я или и Епархиальный Совет ни начинали обсуждать, а тем более проводить, мы почти во всех случаях прежде всего и больше всего становимся перед вопросом: «как отнесется и позволит ли Уполномоченный по делам Православной Церкви в Латвии?» И мы решительно не имеет никаких данных о дальнейшем направлении и конце наших предположений. А иногда, на основании опытов прошлых решений его, мы заранее вынуждены отказываться от проведения мер, кажущихся нам нужными для пользы Церкви.
Кратко обобщая это положение, я вынужден формулировать его так: фактически главным направляющим деятелем церковной жизни является не Архиерей и не Епархиальный Совет, а Уполномоченный.
Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров из нашей епархиальной жизни. Почти в начале моего управления здесь, я хотел лично посетить Уполномоченного, чтобы просить содействия его в интересовавшем меня церковном деле. Передал это желание через секретаря Епархиального Совета; но Уполномоченный ответил, что мне нет нужды делать это, а следует передавать все через Епархиального Секретаря. И с тех пор, более полугода я не посещал его, не желая нарушать данного указания. И только недавно я был вызван Уполномоченным по особому делу, где необходимо было мое личное присутствие. И теперь я снова не позволяю себе посещать его согласно прежнему распоряжению.
Вскоре после того, я хотел создать маленький мужской скит для себя и двух трех монашествующих, которых мне желательно было привлечь к церковному сотрудничеству из-заграницы: одного в качестве личного секретаря, другого в качестве сотрудника в единоверческой церкви; где ощущался крайний недостаток деятелей, так что у престарелого (75 лет) местного миссионера, готовящегося к смерти, почти неспособного ходить, было на попечении пять приходов, которых он, конечно, не мог обслуживать; и верующие иногда уходили в старообрядчество. О вызове указанных лиц мною было подано Уполномоченному письменное заявление о содействии. И что же? По вопросу о ските в Совете дано мне было понять, чтобы я этого дела и не начинал по полной безнадежности его (так объяснили мне в Епархиальном Совете); хотя есть специальная архиерейская дача, в 10 минутах езды от Риги, и притом я имел средства свои на оборудование скита. А на мои просьбы о 2 монашествующих лицах я после, через того же секретаря, получил от Уполномоченного отказ. И уже через несколько месяцев лично ходатайствовал пред Председателем Совета по делам Русской Православной Церкви о вызове хотя бы одного монашествующего лица для служения в единоверческой группе приходов (архимандрита Варсонофия из Африки), на что получил обещание содействия.
Далее. Еще весною был намечен съезд благочинных (10-12 лиц). Я хотел, было, воспользоваться случаем, чтобы пригласить к участию в этом собрании хотя бы духовенство города Риги (еще 10-12 человек), а кроме их и несколько человек из мирян (старост городских). А вопросы не только обще-епархиальные, но и практические: о плате за свечи, за просфоры, об организации курсов для псаломщиков; а кроме того, я желал указать на неизжитые еще факты психологической нелойяльности к власти.
И на это через секретаря Епархиального Совета был объявлен на заседании ответ – о недозволении приглашать посторонних лиц. Конечно, приглашенные лица не могли бы решать церковных вопросов, подлежащих ведению Епархиального Совета; а приняли бы участие в слушании докладов.
Затем. Ни я, ни Епархиальный Совет, не имеем права нигде создавать новый приходской центр, – или как принято здесь говорить: «новую точку», – не только своевольно, но даже нечего и просить о том у Уполномоченного. И было несколько случаев, когда православные, как латыши, так и русские хотели бы создать таковые «точки», но нам решительно отказывалось. В самом крайнем случае разрешается священнику посещать эти места для исполнения треб и даже для служения обедницы, – но никак не литургии.
Подобным же образом, ни я, ни Епархиальный Совет не можем назначить на любое место клирика – ни священника, ни диакона, ни псаломщика – прежде чем не получится одобрение нашего назначения Уполномоченным. Причем не дается никогда никакого разъяснения подобных распоряжений, чтобы хотя на будущее мы имели бы руководящие указания. А были случаи, когда для пользы Церкви весьма важно было бы поставить известное лицо, но мы были связаны или решением, или заранее ожидаемым предположением его.
Или возьму вопрос о женском монастыре. У нас там много монахинь престарелого возраста, которых приходится держать уже, как инвалидов. След[овательно], нужно принимать новых тружениц. Поднимался этот вопрос не раз. И получался всегда отказ; а наконец, было заявлено коротко: – в монастыре довольно лиц. А кроме тружениц по разным работам (кухня, огороды, сенокос, свечной завод на всю епархию и проч[ее]) нужны певчие с голосами: и все равно отказ. Я об этом лично докладывал Председателю Совета по делам Православной Церкви; и он в недоумении удивлялся такому порядку, обещал исправить дело; след[овательно], считал здешние порядки неправильными.
Наконец, приведу факт с шофером. Я подыскал нужное мне лицо и назначил его, совершенно не подозревая, что и на это нужно предварительное разрешение или последующее одобрение Уполномоченного; и по неведению своему снял уже его с прежнего места; и тот вступил в исполнение обязанностей, – с ведома и Епархиального Совета, и секретаря его. Но через несколько дней тот же секретарь заявляет мне, что нужно еще разрешение Уполномоченного.
Из событий последнего времени можно отметить такие факты.
Я в Епархиальном Совете возбудил вопрос об издании информационного бюллетеня об епархиальной жизни (о распоряжении Высшей Ц[ерковной] Власти, Епархиального Совета, о вопросах недоуменных для священников и пр[очее]). Подобные бюллетени издаются в некоторых епархиях, – напр[имер] в Алма-Атинской, в Челябинской и других, не говоря уже об экзархатах Чехословацком, Американском. Я отправил ходатайство в Патриархию; и оттуда пришло разрешение. Все это было сообщено Уполномоченному, и представлен пробный экземпляр ему (здесь прилагаемый в копии). И опять последовал отказ через секретаря Епархиального Совета.
Еще. У нас в Епархии огромный недостаток священников в латвийских приходах: занята лишь меньшая часть их священниками. А у некоторых настоятелей находится на попечении 3-4-5- и даже по 6 приходов. Можно представить: какое может быть это «попечение». А в последний год-два мы нуждаемся во священниках уже и в русских приходах. Откуда брать настоятелей? Есть два пути: один из них принимать просителей из других епархий, а другой подготовлять кадры из возможных кандидатов в своей епархии. Нам предпочтительнее кажется последний способ; так как мы знаем их больше, чем неизвестных просителей из чужих мест; а кроме того, многие русские знают еще и местный латышский язык, что важно в Латвийской Союзной Республике. И потому мы пожелали создать хотя бы кратковременные курсы, богословско-псаломщицкого характера, присоединив сюда и регентскую подготовку. Из этих курсантов (а их уже записалось несколько десятков) мы могли бы потом выбрать лучших и подготовить из них кандидатов и для пастырства. А особенно сильна нужда в латышских курсантах (на 65 приходов мы имеем теперь лишь 20-22 священника: а некоторые занимают по 6 приходов). Казалось бы, дело несомненное. Но секретарь Совета сообщил уже мне, что, по-видимому надежд на открытие этих курсов – нет. А семинаристы наши, посланные в Ленинград, дадут для епархии кандидатов лишь через 2 года. – Что же касается вопроса о принятии кандидатов из других епархий, – как священников, так и готовящихся к экзаменам на священника (а из них есть лица достойные), – то, по передаче мне секретаря Совета, Уполномоченный заявил ему, что он вообще против принятия кандидатов из других областей. И опять снова опускаются руки: не знаешь, что же дальше делать.
Таковы факты из нашей епархиальной жизни.
Но помимо специально-епархиальной жизни, есть еще явления более широкого круга. Именно. Известно, как почти общее явление, что лицам, состоящим на гражданской службе грозит опасность лишиться ее, если таковые обнаруживают свои религиозные убеждения посещением богослужений. Из многих дошедших до меня фактов кратко упомяну следующие. Несколько учительниц вынуждены были оставить свою службу потому, что одни были открытыми христианками, а другие – женами священников. Один директор школы счет за лучшее сам уйти со своего места, в виду недоброжелательного отношения высшего начальства. Третьи опасаются обнаруживать свою веру. Четвертые (учащиеся) боятся тоже проявлять ее, если их родители, или даже один из них, имеют отношение к церковному служению. И так далее.
Остановлюсь на этом описании фактов: и указанных достаточно для характеристики положения. Выводы ясны.
2.
Но мне нужно осветить вопрос и, как говорится, с другой стороны.
Не только я от других слышал, но и сам держусь того же мнения, что в подобных явлениях непременно нужно учитывать и государственно-политическую обязанность власти следить за лойяльностью граждан во всех сферах жизни. Это – бесспорно. И Церковь не только не имеет права протестовать против такого законного порядка вещей, но даже и сама должна, в силу искренней лойяльности, поддерживать подобные контрольные меры. Это вполне учитывается мною лично (и не только здесь, а и в Америке, и во Франции я проводил такую же линию).
А если бы я, или Епархиальный Совет проводили вредительскую линию, то мы не отказываемся принять на себя всякую ответственность пред властью. Если же таковых провинностей со стороны нашей нет, то тем более мы могли бы надеяться на доверие со стороны властей. Жизнь же дает нам и печальные проявления в наших взаимоотношениях.
Но тотчас же я должен оговориться, что подобные грустные факты наблюдаются не везде. Я имею точные сведения и об отрадных взаимоотношениях представителей Советской Власти к Церкви в разных местах той же Латвии. Посещая при своих визитациях епархию, я всегда считаю долгом и даже потребностью сердца (как советский гражданин) делать визиты и Исполнительному Комитету в тех местах. И свидетельствую о добрых встречах и беседах. И почитаю нужным прислушиваться к суждениям властей.
Знаю также и то, что в Латвии, вследствие многих причин, приходится Власти быть более зоркою и осторожною, чем в других республиках, вошедших в состав Советского Союза много раньше.
Но именно по этой причине желательно видеть более доверия там, где со стороны Церкви проявляется искренняя лойяльность и даже соработничество с Властью: это не только укрепляет еще более доверие между ними, но и убивает зловредную настроенность в тех, кто еще не дошел до такого сознания верности. И наоборот, факты, подобные вышеуказанным, дают основание сомневающимся повод к недовольству.
Надеюсь, что Церковь Христова, вступивши на путь искренней лойяльности к Советской Власти, и доказавшая ее не только в мирное время, но еще больше в годину Отечественной войны, не сойдет с этого пути. И потому, проводя ту же самую линию лойяльности и в Латвии, я надеюсь, что и тут буду еще более ответственным и лойяльным, чем я был за границей, в течение 21 года, то есть с 1927 года, когда я письменно заявил о своей лойяльности через Патриарха (тогда Митрополита) Сергия и доказывал ее за границей все время, а тем более во время Отечественной Войны, о чем хорошо осведомлены были представители Советской Власти и в Америке.
И потому я желаю и прошу дать мне возможность такой же работы и здесь, на новом месте моего служения Церкви и Родине.
Митрополит Вениамин Рижский и Латвийский [подпись автограф]
1948 г. 6/19 октября
№ 640
г. Рига. Лат[вийская] ССР.
Вписано рукой:
Примечание. Содержание этого доклада известно только мне и Святейшему Патриарху Алексию, коему вручена мною копия его.
М[итрополит] Вениамин.
ГА РФ. Ф. Р-6991. Оп. 7. Д. 27. Лл. 10-12 об. Машинопись. Автограф.