Когда в 1996 году мы начинали собирать в Кирсанове сведения о религиозной жизни нашего края, монахиней Маврикией (в миру Солопова Матрёна Ивановна (21.05.1916-26.02.2005); называли ее по-простому «Матрюшей») нам были переданы несколько старых фотографий. Среди них особое внимание привлекала фотография выразительного портрета строгой монахини в остроконечном клобуке с четками в руках. По словам монахини Маврикии, этот портрет хранился в Кирсановском Тихвино-Богородицком женском монастыре, а изображена на нем была первоначальница этого монастыря – Палладия. Могилка ее сохранилась на старом городском кладбище, и именно в ней нашла также свое упокоение последняя игуменья монастыря – Евгения. Таково было предание.

Однако нас смущал тот факт, что ни в одном документе, который бы относился к первоначальной истории Кирсановского женского монастыря, имя первоначальницы Палладии не упоминалось и о ней нам ничего не было известно. Вид ее одеяния совпадал с внешним видом одеяния монахинь Тихвино-Богородицкого монастыря. Портрет мог действительно храниться в монастыре, но кто на нем был изображен, для нас оставалось загадкой.

Первоначальницей Кирсановского монастыря называлась Марфа Апарина. Так, в декабре 1861 года в журнале «Странник» священник Иоанн Сладкопевцев опубликовал «Сказание о жизни и кончине Марфы Петровны Апариной, первоначальницы женского монастыря в г. Кирсанове». Казалось бы, уже в самом названии было сказано, кто основал монастырь. Из опубликованного отцом Иоанном «Сказания…» мы также узнали, что Марфа имела тайный монашеский постриг с именем Маргариты. Это открылось вскоре после ее кончины. Традиция наречения монашеского имени была такова, что первая буква нового имени обычно совпадала с первой буквой прежнего. К тому же, первоначальница монастыря, а ныне прославленная в лике святых преподобная Марфа Апарина, была похоронена на Воздвиженском кладбище города Тамбова рядом со своим духовником священником Гавриилом. Могилка ее почиталась верующими два столетия. В 2005 году честные останки подвижницы были торжественно обретены. Теперь они покоятся в Вознесенском женском монастыре города Тамбова. Оставался вопрос: кто же тогда похоронен под древним, уже потрескавшемся камнем на старом городском кладбище Кирсанова в том месте, куда завещала себя положить после смерти и последняя игуменья монастыря? Кто же такая Палладия и кто изображен на портрете, который хранился в Кирсановском монастыре? Была ли на нем действительно изображена именно его первоначальница Марфа Петровна Апарина?

Не в силах разрешить эти вопросы, в 1999 году мы поместили фотографию портрета в первом издании книги «Кирсанов православный» с подписью «Марфа Апарина (?). Фото с портрета, хранившегося в монастыре». Однако сомнения продолжали терзать: «Подлинно-ли это фотография преподобной Марфы?» Ведь на знак вопроса, как знак нашего сомнения мало кто обращал внимания. Уже в «Жизнеописании преподобной Марфы», изданном в 2007 году, под этой фотографией знака вопроса не было, а подпись гласила, что на портрете неизвестного художника изображена именно преподобная Марфа Тамбовская.

Необходимо признать, что мы упустили одну очень простую вещь: монастырь, зарождавшийся без малого в течение полувека, мог иметь и не одну первоначальницу. Называя в своем очерке преподобную Марфу именно «первоначальницей», отец Иоанн Сладкопевцев, возможно, подразумевал иной смысл, нежели тот, который вкладывали в это понятие мы. В его «Сказании…», также как и в историческом очерке священника Василия Архангельского «Тихвино-Богородицкий общежительный женский монастырь в городе Кирсанове», изданном в 1907 году, мы читаем, что Кирсановский монастырь был основан после кончины преподобной Марфы. Она была лишь первоначальницей женской общины, предшествующей будущему монастырю. Вслед за Марфой всеми делами общины управляла ее родная сестра Пелагея. Именно она в 1814 году попросила у города место рядом с Успенским собором и построила там дом для женской общины. Тогда же местный епископ Иона (Васильевский) разрешил именовать эту общину богадельней при церкви. Поэтому Пелагею можно было тоже назвать первоначальницей. По ее кончине в 1819 году в богадельне насчитывалось около 30 сестер. Они обеспечивали себя преимущественно собственным трудом: пряли, ткали, красили полотна, шили ризы. Товар продавали не только в городе, но и далеко за его пределами. В целом, это уже был небольшой монастырь во главе со своей наставницей и руководительницей.

После кончины Пелагеи управление богадельней приняла на себя ученица Марфы –Татьяна Пахомова. В 1823 году она исходатайствовала у граждан Кирсанова участок земли за городом, и вскоре на этом участке для растущей богадельни был построен храм – начаток будущего обширного комплекса Тихвино-Богородицкого женского монастыря. При Татьяне здесь были построены: колокольня, 13 корпусов для сестер, каменная ограда с трех сторон, а с четвертой – деревянная. В 1846 году богадельня была преобразована в самостоятельную общину, в которой нашли приют уже 180 девиц и вдов разных сословий. Начальницей этой общины продолжала оставаться Татьяна Пахомова, которая пользовалась у сестер беспредельной любовью. Несмотря на то, что она противилась приданию общине статуса общежительного монастыря, всего лишь через год после ее кончины община этот статус получила.

Иными словами, вслед за Пелагеей Апариной Татьяну Пахомову также можно считать первоначальницей монастыря. Однако ни она, ни преподобная Марфа не были похоронены на Кирсановском городском кладбище. В своем обширном труде по истории монастыря священник Василий Архангельский свидетельствует, что уже при Татьяне умерших сестер общины хоронили не на городском кладбище, а при собственном Тихвинском храме. Следовательно, и почившая в 1848 году Татьяна была похоронена здесь же, рядом со своими духовными сестрами. Можно смело утверждать, что из трех «первоначальниц» Кирсановской обители на городском кладбище могла быть похоронена только Пелагея Апарина. А, следовательно, и дошедший до нас портрет мог принадлежать именно ей. Но как быть с именем «Палладия»?

Не доверять тому, что нам поведала монахиня Маврикия, мы не могли. Она воспитывалась и духовно возрастала с последними насельницами Кирсановского женского монастыря, ухаживала за ними и провожала их в последний земной путь. За свои религиозные убеждения в середине 50-х гг. XX века она была осуждена и отбывала наказание в Карагандинских лагерях Казахстана. Фактически, монахиня Маврикия была для нас последней свидетельницей монашеской жизни в Кирсанове и единственной, кто подробно рассказал о жизни насельниц Кирсановской обители после их выселения из монастыря. Возможно ли, что она по старческой памяти спутала имена и вместо «Пелагеи» произнесла «Палладия»? Во втором издании книги «Кирсанов православный» под фотографией с загадочным портретом уже значится имя Пелагеи, но все с тем же знаком вопроса. Полной уверенности у нас еще не было.

В конце-концов, мы обратили внимание на попавший к нам в руки «Помянник» сестер Кирсановского Тихвино-Богородицкого женского монастыря, где «об упокоении» перечислены имена схимонахинь, монахинь, инокинь и девиц, подвизавшихся некогда в Кирсановской обители. Мы обнаружили, что после имени схимонахини Маргариты (как мы помним, это преподобная Марфа Апарина) в «Помяннике» стоят имена монахинь Палладии и Таисии, а затем уже перечисляются имена игумений монастыря и его насельниц. Наконец-то мы встретили имя «Палладия» и оно стояло в числе первых имен «Помянника». Такой порядок в нем не мог быть случайным, так как список составлялся строго иерархически. В этом важном для нас историческом документе мы не видим следующих за именем схимонахини Маргариты имен ее последовательниц – Пелагеи и Татьяны. Вместо них значатся имена монахинь Палладии и Таисии. Несложно было догадаться, что, как и Марфа (в схиме Маргарита), так и Пелагея, равно и Татьяна могли иметь тайный монашеский постриг, а следовательно получить имена, которые соответствовали первой букве их прежних имен. Именно: Пелагея – Палладия и Татьяна – Таисия. Теперь «пазл» сложился. Наконец стало ясно, что монахиня Маврикия не ошиблась и монастырское предание верно. Именно одна из первоначальниц Кирсановского монастыря – монахиня Палладия (в миру Пелагея Петровна Апарина, сестра преподобной Марфы) и была изображена на фотографии с портрета. Именно она ныне покоится на городском кладбище. И теперь сомнений в этом у нас не оставалось.

Но почему же ни священник Иоанн Сладкопевцев, ни священник Василий Архангельский не сообщили нам о тайном постриге Пелагеи и Татьяны? Ведь не могли они об этом не знать, составляя свои труды по истории Тихвино-Богородицкого монастыря? Их молчание объясняется тем фактом, что как такового понятия «тайный постриг» в то время попросту не существовало. Постриг мог совершаться только в стенах монастыря с разрешения священноначалия и по установленному штату той или иной обители (количество монашествующих не должно было превышать его штат). Соответственно, постриженник или постриженница этого монастыря не должны были из него отлучаться. Тем более не должны они были проживать вне его стен. Говорить публично о нарушении такого установления без соответствующих пояснений отцы-священники не могли. А пояснений не могли дать, видимо, из цензурных соображений того времени. Дело в том, что и тогда, и сегодня монастырь принято оценивать с точки зрения административной дисциплины и власти, тогда как с точки зрения святых отцов это вопрос в первую очередь духовный и богословский. Протоиерей Валентин Асмус пишет: «В нынешнем представлении монастырь – это структурная единица епархии, определенное церковное учреждение, подведомственное вышестоящему начальству. В святоотеческом понимании монастырь – это духовная семья, собравшаяся вокруг своего духовного отца-игумена или духовной матери-игумении». Именно такую семью и создавала преподобная Марфа. Ее последовательницы старались избежать «прокрустова ложа» синодальных установлений. Поэтому, видимо, Татьяна Пахомова противилась приданию общине статуса общежительного монастыря. Ведь тогда глава монашеской семьи – настоятельница могла быть произвольно сменена епархиальной властью, что можно было расценивать как разрушение монашеской семьи, теряющей свою мать или детей. Примечателен способ передачи своего настоятельства Татьяной Пахомовой, который был описан тем же священником Иоанном Сладкопевцевым уже в 1862 году: «Старица сильно занемогла. Умирающая, давая сестрам последнее благословение, благодарила сестер за любовь к себе и заклинала не оставлять мира и любви друг к другу. В то же время она пожелала знать, кого сестры хотят избрать после нее в начальницы. Единодушный голос назвал Анисью Васильевну Страхову, девицу, с детства воспитавшуюся в общине. И когда, умоленная сестрами, девица Страхова согласилась на выбор, умирающая начальница благословила ее иконою и просила читать акафист Спасителю и Божией Матери. Затем, испросив у всех прощение себе, она перекрестилась и со словами: «Жив Бог и жива душа моя…» – тихо почила».

Игуменья Антонина (Анисья Страхова)

Итак, если случай с преподобной Марфой, принявшей схиму в миру выглядел исключением, связанным с ее образом жизни, то принятие тайного монашеского пострига девицами Пелгеей и Татьяной выглядело уже сложившейся практикой. И такая практика вряд ли могла быть одобрена священноначалием. Однако такой путь монашеского делания был избран подвижницами не самовольно. И преподобная Марфа, и ее последовательницы старались все делать с благословения духовных старцев. Та же девица Анисья, в будущем игуменья Кирсановского монастыря Антонина (Страхова), проезжая с одной из старших сестер общины через Саровскую пустынь в Арзамас, куда они везли партию льняного полотна, принимала благословение от преподобного Серафима и была свидетельницей его предсказания, что будет у общины свой храм. Не случайно и то, что преподобная Марфа дала Кирсановской общине устав по образцу Саровской пустыни и в свою очередь предсказывала в Кирсанове монастырь. Но часто говорила: «Я желаю и буду молить Бога, чтобы обитель моя никогда не была богата, а жила в скудости». Сестрам же завещала, что не оставит их и после своей смерти.

Божьим промыслом случилось так, что почти весь XX век Кирсановская обитель просуществовала по завету преподобной Марфы. В годы гонений кирсановские монашки жили маленькими общинками, разбросанными по всему городу, находили себе пропитание тяжелым трудом. Не случайно и то, что вместе с одной из первоначальниц монастыря Пелагеей (как мы выяснили, в монашестве – Палладией) похоронена и последняя игуменья Кирсановского монастыря – Евгения. И сегодня, несмотря на то, что старый надгробный камень со схимническим крестом на могиле подвижниц потрескался, а табличка с надписью уже несколько раз была переписана и утратила свой первоначальный вид, к захоронению по-прежнему протоптана тропинка. Память еще жива. Вокруг могилки с оградой, можно увидеть много безымянных крестов, под которыми покоятся последние насельницы Кирсановской обители. После их выселения из монастыря они не имели возможности быть похороненными на бывшем монастырском кладбище рядом с прежними игуменьями и сестрами. Само это кладбище ныне утрачено, его сравняли с землей, частично застроили. А на старое городское кладбище сестры монастыря еще долгое время приходили молиться и здесь же нашли свой последний покой рядом с монахиней Палладией и своей последней игуменьей Евгенией.

Р.Ю. Просветов. Тамбов, 2012.